Образ Крокодила в сказках Чуковского

Вступительное сочинение по русскому языку и особенно литературе.

И там я был, и мед я пил;
У моря видел дуб. Зеленый
Под ним сидел, и кот ученый
Сказал что это Крокодил.
А.С.Пушкин

Самый выпуклый, живой образ Крокодила в русской литературе был создан пером выдающегося русского писателя и поэта К.И. Чуковского. Крокодил красной нитью проходит через все его творчество. Ему посвящено одноименное, самое длинное произведение Чуковского. Ни один другой персонаж не играет такую важную роль в авторском пантеоне. Присутствие в сказках акулы, бегемота, льва обычно обусловлено сюжетной канвой – Африка, зоопарк и т.д. Крокодил появляется даже в таких сказках, где ему, казалось бы, неоткуда взяться – например, Мойдодыр, морализаторская басня о гигиене. Даже в сельскохозяйственном фарсе, Путанице, есть для него cameo – эпизодическая роль пожарного (Долго, долго крокодил / море синее тушил). Без преувеличения можно сказать что Крокодил это тотемное животное сказочного мира Чуковского.

Большинство персонажей Чуковского одномерны: либо безусловно хорошие (Ваня Васильчиков, зайчики), либо безусловно плохие (Бармалей, акула Каракула). Образ Крокодила отличается своей амбивалентностью. Иногда он выступает как агент добра (спасение детей от людоеда в Бармалее), иногда – как воплощение абсолютного зла (Горе, горе! Крокодил / Солнце в небе проглотил). Интереснее всего, однако, что во многих сказках отношение к Крокодилу меняется с отрицательного на положительное, и обратно. Это заметно, например, в Бармалее (В Африке большие, злые крокодилы vs. Ты нас, ты нас от смерти спас, ты нас освободил / Ты в добрый час увидел нас, о добрый Крокодил).
Даже в своей положительной ипостаси Крокодил выступает как “добро с кулаками”, брутальная разрушительная сила, которая может обратиться как на пользу, так и во вред главному герою и окружающему миру (И мочалку, словно галку, / словно галку проглотил / А потом как зарычит на меня, / Как ногами застучит на меня…).

На первый, поверхностный взгляд может показаться что главное и единственное предназначение Крокодила – поедать хороших и плохих, несъедобные объекты и абстрактные концепты (мочалку, калоши, Солнце)… Но при внимательном чтении заметно что ни один из Крокодилов Чуковского ничего не поглощает навсегда – кроме, разве что, калош. Каждый из съеденных предметов возвращается в целости и сохранности (И вот живой Городовой / Явился вмиг перед толпой / Утроба Крокодила / Ему не повредила).

Ключ к истинной природе Крокодила лежит в том, что возвращенные предметы часто оказываются лучше, чем до интернализации. Сравните, before: Нехороший Барбос, невоспитанный! after: И Дружок в один прыжок / Из пасти Крокодила скок. Меняется даже имя пса. И конечно, триумфальное окончание Бармалея: И оттуда [из пасти Крокодила], улыбаясь, вылезает Бармалей / А лицо у Бармалея и добрее, и милей… Чтобы вернуть съеденный объект, часто достаточно попросить Крокодила, хотя иногда приходится приказать или пригрозить (Но тебя, кровожадную гадину / Я сейчас изрублю, как говядину), а иногда приходится с ним сражаться с угрозой для жизни (Краденое Солнце).

Здесь следует сделать небольшое отступление. Откуда берутся сюжеты сказок Чуковского? Их можно воспринимать как рассказы взрослого о своей, реальной, повседневной взрослой жизни, адаптированные для детского восприятия. Почти в каждой сказке при этом проступают темы весьма зловещие. Так, Муха-Цокотуха превращается в историю о предательстве и неблагодарности (И кормила я вас / И поила я вас / Не покиньте меня / В мой последний час! / Но жуки-червяки испугалися, / По углам, по щелям разбежалися) и о торжестве грубой силы. Хочет ли Муха замуж за своего спасителя? Ее никто не спрашивает – “приглашение” замуж делается в ультимативной форме (Муху за руку берёт / И к окошечку ведет: / “Я злодея зарубил, / Я тебя освободил, / И теперь, душа-девица, / На тебе хочу жениться!”). Невольно ожидаешь что Комар скажет что-нибудь вроде “И теперь, душа-девица, будь любезна наклониться!”

В такой интерпретации сказка о Бармалее превращается в триллер о педофиле-каннибале. Самая удручающая в нем часть это концовка: обманув детей и Айболита обещаниями исправиться и вырвавшись из заключения, Бармалей (бессмысленно-зловещий псевдоним, типа маньяка Фишера) принимается за старое, только теперь уже в Ленинграде  – Напеку я для детей, для детей / Пирогов и кренделей, кренделей! / По базарам, по базарам буду, буду я гулять! / Буду даром, буду даром пироги я раздавать, / Кренделями, калачами ребятишек угощать […] Потому что Бармалей / Любит маленьких детей, / Любит, любит, любит, любит, / Любит маленьких детей! Да знаем, знаем… Теперь такие становятся учителями физкультуры в младших классах.

Однако анализ фигуры Крокодила проливает новый свет на этот сюжет. Сказки Чуковского это не взрослая жизнь, обряженная в маски зайчиков и комариков. Это самостоятельный мир, существующий по собственным законам, и Крокодил это ось, вокруг которой он вращается. В мире Чуковского, Крокодил – хтоническое божество, медиатор ритуальной смерти и последующего перерождения в новой ипостаси. На это указывает множество примет. Краденое Солнце – миф о цикличности времени; аналоги ему существуют практически в любой мифологии. Сражение сильного шамана (Вани Васильчикова) с божеством за дух иницианта – тоже тема вполне знакомая. Самая явная перекличка с традиционными верованиями – новое имя собаки после ритуальной смерти (Дружок vs. Барбос).

 Таким образом, Бармалей действительно перерождается в финале и в самом деле “любит маленьких детей”. На этой оптимистической ноте и закончим.

Дополнительные материалы: раз, два

This entry was posted in txt. Bookmark the permalink.